Особенно хорошо летали полиэтиленовые пакеты: в них в Приштине заворачивали любую покупку в любой торговой точке, поэтому и выбрасывали их в огромном количестве; множество таких пакетов украшало потом кусты и деревья.
Между тем, мусорных баков и контейнеров в городе было достаточно. Видела много раз, как рабочие опорожняли их в специальный грузовик-мусоровоз. Встречались и дворники, махавшие метелкой, но вид у них всегда при этом бывал какой-то виноватый, а собранный мусор они обычно оставляли в кучках на обочинах дорожек, поэтому он тут же опять разносился ветром, так что эффект от уборки часто бывал минимальным. Иногда кое-что собирали цыгане, но в основном бумажки получше – чтобы сдать их потом в макулатуру. По поводу санитарного состояния города не раз слышала шутку: "Ночью Приштина похожа на Дубровник, а днем на совок для мусора". "Почему же город не убирают?" – интересовалась я. Один из моих студентов объяснил это так: "Наверное, потому, что ни сербы, ни албанцы не чувствуют себя здесь полноправными хозяевами".
Что касается белых тарелок „сателлитов“, то они торчали в Приштине, без преувеличения, на каждой крыше, многоэтажки облепляли, как грибы, со всех сторон. "Надо же, как хорошо здесь живут люди," – заметила я как-то в разговоре на эту тему с кое-кем из земляков, уже давно живущих в Косово. Мне объяснили, что это организации албанцев, особенно в богатых европейских странах, заботятся о том, чтобы каждый косовский албанец-шиптар имел возможность беспрепятственно ловить свою "материнскую" страну, находящуюся по соседству, и слушать пропаганду идеи великой Албании, а также руководства к действиям по ее (этой идеи) осуществлению. Мои собеседники рассказывали о некоторых из своих соседей по дому, албанцах, у которых нет в квартире порядочной мебели, вещи лежат кучами в углах, но цветной телевизор со „спутником“ есть обязательно.
Действительно, было заметно, что большинство белых локаторов на домах повернуто в одну и ту же сторону – на юг, к Албании.
Слово шиптар косовские албанцы не любят, считают его обидным, поскольку им кажется, что оно передразнивает их самоназвание, звучащее по-албански примерно как "щиптаар". Старожилы Косово говорят, что до II мировой войны в этих краях албанцев было не больше половины всего населения, но потом гуманные законы социалистического государства, поощрявшего многодетность, способствовали демографическому взрыву среди этого народа Югославии, ведь большие семьи у него в обычае (слышала, что по исламским законам мужчин, имеющих меньше пяти детей, в некоторых местах не пускают в мечеть). Поэтому-то Косово и оказалось сейчас таким "молодым". "Тито давал шиптарам за девятого ребенка огромные, чуть ли не миллионные, премии, – потому-то они так любят его и те времена: они при нем так размножились, что теперь могут на основании этого требовать независимости Косово. Но ведь то, что их сейчас здесь большинство, – их единственный аргумент", – говорили мне сербы.
О существовании нелегальной Республики Косово я впервые узнала тогда, когда пошла по городу в поисках самой обыкновенной географической карты Югославии. В одном из маленьких магазинчиков канцтоваров рядом с несколькими видами газет на албанском языке открыто лежали карты, где эта самая республика изображалась как самостоятельное государство с албанскими названиями пунктов и жирной линией, отделяющей ее от Сербии и соседних стран.
Потом коллеги, знающие албанский язык, переводили мне то, что показывали по местным албанским телеканалам. Говорилось там много интересного: например, что сегодня президент Республики Косово принял такого-то представителя, прибывшего с визитом в Республику Косово, назначил такого-то министра Республики Косово и далее в том же духе. В конце сводки новостей давали сообщение о погоде в Республике Косово. "Но что это за республика, кто ее признает?" – удивлялась я. "Признает Албания, – отвечали мне. – В ее планах присоединить к себе и Косово, и другие территории, населенные албанцами, в соседних с ней странах. Сама она ужасно бедная, прокормить своих жителей не в состоянии, а у нас албанцам живется лучше – ты ведь видела, какие у них дома, не дома, а дворцы!" – "А разве это все дома албанцев?" – "Конечно, их, ведь дома сербов сразу отличишь – поменьше и похуже. А уж о домах цыган и говорить нечего... Потом, у большинства албанцев живут за границей родственники, которые им помогают". – "Но как они попадают за границу?2 – "Просят там политического убежища, рассказывают про нас всякую всячину, как их здесь притесняют и как им у нас плохо. А разве ж им здесь плохо? Знаешь, какие огромные средства вкладывались многие годы в Косово? Со всей Югославии собирали. Только это все раскрадывалось. Да и теперь в их руках почти вся торговля в Косово, а кроме того, разные нелегальные операции, контрабанда оружия, наркотиков. Они очень хорошо организованы, отгородились от Сербии и живут по своим законам в параллельном измерении". – "Но кем же они себя считают: гражданами Югославии, Албании или Республики Косово?" – "Когда им от Сербии что-то надо, – например, получить пенсию, социальные пособия, медицинскую помощь, прививки и все такое, – они граждане Сербии и Югославии, а в остальном мы им не нужны, только мешаем хозяйничать на нашей земле".
Всему этому можно было бы и не поверить. Но все общегосударственные выборы, которые при мне проходили в стране, албанцы Косово и Метохии в подавляющем большинстве своем бойкотировали. Кроме того, у многих знакомых мне албанцев действительно в Англии, Германии, Канаде, Словакии и других странах живут родственники, учатся дети, которые там или получают социальные пособия, или работают, имея при этом возможность время от времени посылать своим родным и близким в Косово по несколько тысяч немецких марок, оформлять приглашения для приезда в гости, устраивать жизнь своим братьям и сестрам. А об уровне жизни косовских албанцев можно было судить не только по домам и "сателлитам", но и по качеству иномарок и общему количеству автомобилей, по множеству магазинчиков, ресторанчиков, всегда полных посетителей, по тому, сколько золота было надето обычно на многих албанских женщинах, а также по тому, что некоторые албанцы могли себе позволить содержать не только 7 жен, разрешенных исламом, но и гораздо больше, плюс соответствующее количество детей: одного такого "отца семейства" из Приштины показывали как-то по телевидению в связи с тем, что он брал чуть ли не 15-ю по счету жену – молоденькую девушку лет 16, которая, кажется, была этим очень довольна.

Любого преподавателя старших классов школы или вуза называют словом профессор. С дипломом о высшем образовании, как правило, легче трудоустроиться; дипломы эти принято, особенно в селах, вывешивать в рамочках на стене. Таким титулом, как, например, "дипломированный специалист" или "инженер", гордятся не меньше, чем ученой степенью или званием; представляют человека обычно так: "господин Йованович, дипломированный юрист", "инженер Петр Николич" или "магистр Душан Вукович". Интеллигенция, студенчество там не "инвалиды умственного труда", а духовная элита и весомая политическая сила, а университетский город в Югославии значит не только научный и культурный центр, но и центр общественной жизни. Всем этим объясняется тот факт, что инициаторами политических баталий и их эпицентрами становятся, как правило, именно университеты, а от интеллигенции ожидают политической активности.
В Приштинском университете, как и везде в Косово, я нашла довольно много экзотики, и прежде всего – в национальном отношении: заведующим нашей кафедрой был мусульманин (на Балканах так принято называть потомков исламизированных славян), заместителем декана – турок, среди преподавателей было много как сербов, так и черногорцев, среди технического персонала – цыган. Из известных мне сотрудников-албанцев лишь один работал преподавателем, остальные были на "маленьких" должностях: машинистка- делопроизводитель, библиотекари, кассир, уборщики, мастера по ремонту. Некоторые из них были в прошлом преподавателями, имели ученые степени. Видно было, что и студенты, и другие преподаватели хорошо к ним относились.
Разговаривая с этими сотрудниками, я старалась в дискуссии о политике особенно не вдаваться, больше говорить о работе или об общечеловеческом. Но полностью избежать злободневности, конечно, было невозможно. При этом было даже полезно посмотреть на ситуацию "из другого угла".
Из таких бесед я узнавала много интересного о жизни в Косово, о нравах и обычаях албанцев, о происходящем. Однажды с коллегой-албанцем состоялся такой разговор: "У нас есть президент (имелся в виду президент нелегальной Республики Косово Ибрагим Ругова), так его слово для нас закон. Например, если он прикажет всем албанцам иметь не менее четырех детей, то все, у кого меньше, сразу заведут". – "И ты тоже, ведь у тебя только трое?" – "И я тоже". – "Ну, это еще как твоя жена решит, или нет?" – "Конечно. Но если не захочет, я ведь могу взять еще одну жену, наши законы разрешают иметь до семи жен. Я уж и так ей говорю: давай я возьму вторую жену, будет тебе по хозяйству помогать".В тот раз разговор свелся на шутку, но я его потом не раз вспоминала, когда наблюдала хорошо организованные, как будто отрепетированные массовые уличные выступления албанцев в Приштине.