|
Эх, славяне!
«Каждый второй серб – поэт». Так сказал в шутку один коллега
в Нови-Саде, и добавил: «А в каждом третьем доме –
картинная галерея». Характеристика эта оказалась очень верной.
Сборников стихов в Сербии сегодня выпускается столько,
что действительно можно предположить, что стихи
там пишет каждый второй.
Живя в Югославии, я познакомилась лично и с некоторыми из наиболее известных в стране поэтов:
Даринкой Еврич, Дарой Секулич, Душко Трифуновичем,
Любивое Ршумовичем, Мошо Одаловичем, Мирой Алексич,
Момиром Войводичем и некоторыми другими –
теми, чьи стихи дети Югославии читают в своих букварях и учебниках
по родному языку и литературе.
Общение с этими людьми обогащало душу; при этом,
знакомясь с поэзией, я быстрее учила язык и
начинала лучше понимать, какие они, окружающие меня люди,
через какие испытания прошли, чем живут сейчас,
каким видят мир. И во многом благодаря современной
поэзии, искусству сербов я начинала понимать,
что произошло с Югославией.
В начале девяностых начался распад СФРЮ с кровопролитными войнами и сопровождавшим их
геноцидом. Знаю, что существует масса свидетельств того,
как сербов уничтожали в Хорватии, что собрано большое количество фотографий,
других документов, подтверждающих это, но на
международных военных трибуналах они почему-то не рассматриваются.
Много материалов об истории Сербской Краины было на выставке,
которую я видела в Приштине. Многое могли рассказать и сербские
беженцы из Хорватии, заброшенные судьбой в Приштину,
– «из огня да в полымя»: юрист Йованка, работавшая в приштинской больнице и жившая прямо в ней же со
своей дочкой Марией, или художница и костюмограф Власта,
работавшая на приштинском телевидении и жившая с мужем
Радивоем и тремя детьми в студенческом общежитии-бараке в небольшой комнате без удобств,
или другие... А те, кто едут сегодня из центральной
Европы отдыхать на средиземноморские курорты Хорватии и проезжают
районы, «где раньше жили сербы», рассказывают,
что там можно увидеть почти одни лишь развалины и
вид их производит удручающее впечатление.
|
Хорваты близки сербам и исторически, и культурно,
но принципиальная разница в вероисповедании:
хорваты – католики. Язык хорватов мало чем отличается от
сербского: долгое время говорили (а многие
лингвисты продолжают говорить и сегодня) о сербскохорватском (в терминологии хорватских лингвистов
– хорватскосербском) как об одном языке. Теперь,
после разделения стран, оказался разделенным и язык
– вместо одного сербскохорватского зарегистрировано три языка:
сербский, хорватский и боснийский. В среде
лингвистов есть мнение, что хорваты теперь стремятся насильственно как можно больше отдалить
свой язык от сербского и делают упор на существующие варианты
и диалектные отличия, а также заменяют привычные
названия понятий альтернативными, которые
изобретают примерно в духе наших мокроступов и гульбища ...
Республика Сербская – буферная зона между Сербией и Мусульмано-Хорватской Федерацией,
порождение войны. На карте такая узенькая,
что, кажется, состоит из одних границ. Но сербы в двух
странах границы между собой не признают, чувствуют себя насильственно разлученными близкими.
Говорят об этом во всеуслышание. Последний раз сербы в Республике
Сербской заявили об этом открыто на митингах во время
бомбардировок Югославии, когда протестовали против натовской агрессии.
А сербы из Сербии и Черногории, чем могут, помогают Республике
Сербской: профессора ездят читать лекции в университете в
городе Палэ, студенты и преподаватели в Приштине собирают книги,
учебные пособия, журналы для университетской библиотеки.
Сербы в Республике Сербской ощущают себя под СФОРом как в
гетто. Когда в СМИ прошло сообщение о самоубийстве в Республике Сербской одного из министров,
бывшего университетского профессора, филолога
и писателя, моя коллега Митра, знавшая его по Сараево,
помню, очень переживала и сказала мне: «Это
неудивительно, им всем там ужасно плохо». А о
том, как бесцеремонно ведут себя в РС войска
СФОР, рассказывал нам с Митрой один знакомый черногорец – поэт,
член парламента РС.
Значительную часть населения Боснии и Герцеговины издавна составляли мусульмане.
Во всем мире это название по религиозному
признаку, и только во II Югославии мусульманин стало названием по
национальной принадлежности. «Придумал» эту национальность,
как считают некоторые в Сербии, хорват Иосип Броз Тито – чтобы «уменьшить количество» сербов.
Ведь мусульмане в Югославии – это потомки
сербов, которых под страхом смерти турки во время своего владычества обращали в
ислам; об этом можно прочитать у Иво Андрича.
Сербское происхождение мусульман видно и из
многих их фамилий: так же, как и у сербов и хорватов,
это обычно фамилии на -ич (Изетбегович, например),
а также из того, что многие мусульмане еще помнят
«крестную славу» своих дедов: есть у сербов и черногорцев такой уникальный для
славян обычай - чтить в роду по мужской линии из поколения в поколение определенного
православного святого – покровителя рода,
отмечая по церковному календарю его день,
своеобразные «именины рода, семьи» (по крестной славе и фамилии находят родственников).
Я также знаю много беженцев из Боснии. В Приштине это были,
кроме Митры, еще семьи двух профессоров математики,
врач Весна с сыном и дочерью, Драго с семьей,
замечательная поэтесса Дара Секулич с детьми и
внуками и еще многие, кто жил или в той же, что
и я, гостинице для приезжающих преподавателей или в
отведенных для беженцев отеле в центре города и санатории на его окраине.
Большинство из них война оставила без всего:
без имущества, без работы, без друзей, без здоровья,
без надежды....Каково им пережить такое еще раз в Косово?..
Первой вышла из состава СФРЮ Словения, не имевшая с Сербией
общих границ и во всех отношениях самая западная из республик
(словенцы - католики, имеют свой, словенский,
язык). Сербы о словенцах говорят: «Они всегда были
сами по себе», вспоминают о них мало. Что касается Македонии,
то ее отделение и последующую западную ориентацию сербы переживают очень болезненно и оценивают почти как
предательство: с македонцами их связывает многое,
и не только общность религии.
Не слухи, а предупреждения
6 января утром в городе раздался взрыв – было совершено покушение на ректора Приштинского
университета Радивое Паповича: в тот момент,
когда господин Папович садился около подъезда своего
дома в машину, чтобы ехать на работу, в стоявшем рядом старом автомобиле «Ауди» сработало взрывное
устройство; господин ректор и его шофер доставлены в тяжелом состоянии в больницу.
От услышанного захватило дух. Бегу в соседний дом к коллеге-землячке Ирине.
Там уже Евгения, другая землячка, тоже давно живущая
в Югославии с мужем-сербом и детьми. Обе встревожены.
Включаем телевизор. В «Новостях» показывают место взрыва:
окна в домах выбиты до десятого этажа, на земле –
воронка ,обгорелые части автомобилей.
...Наш ректор провел в больницах месяца два,
пока не оправился и не вернулся в Приштину к своим
обязанностям. Потом стало известно также,
что взрыв произошел на глазах его сына, десятилетнего
мальчика, который вышел на балкон проводить отца на работу.
Раньше этого ребенка уже пару раз избивали
неизвестные албанские подростки – видимо,
таким образом грозили отцу...
«Что же делать? - спрашиваю землячек. – Может,
уже пора чемоданы собирать?» – «Что, испугалась?
– улыбаются. – Не привыкла к такому? Это что-то последний месяц относительно тихо,
а вообще здесь постоянно годами что-нибудь происходит:
то на полицейских где-нибудь нападут, то на кого-нибудь из
сербов – это уж здесь так. Но чемоданы пока подожди собирать,
поживем – увидим. На ректора напали, потому что он человек видный,
к тому же университет сейчас в центре борьбы.
А мы люди маленькие, что с нас возьмешь. Но вообще здесь уже десять лет два
параллельных мира, которые мало соприкасаются.
Это не может продолжаться вечно и рано или поздно чем-то должно кончиться».
Еще не утихли волнения по поводу покушения на ректора,
еще не забылось общее собрание сотрудников
университета, на котором был высказан протест против
терроризма и принято обращение к властям с
требованием его остановить, еще не успели с улиц
убрать последние старые автомобили, как уже стало
известно, что албанцы готовят новые взрывы,
собираются уничтожить памятники, стоящие перед двумя
входами в то здание университета, где был и наш факультет:
памятник Петру Петровичу Негошу и памятник
Вуку Караджичу. «Может быть, они только так,
грозятся», – пыталась я как-то утешить прежде всего себя.
«Угрожать и вызывать у нас панику – это их методы,
– говорили коллеги-сербы. – Но ограничатся ли
они на сей раз только этим?» Так или иначе,
однако памятники просветителям мы на всякий случай
старались обходить стороной. Из новых сообщений по радио
стало известно, что были попытки взорвать «сербские»
сооружения не только в Приштине, но и в некоторых других городах Косова и
Метохии.
|
деловые, дружеские, родственные (не случайно,
наверное, что в Югославии так много русских жен).
«Каждый серб в душе русский » – можно услышать в этих краях.
Доходит иногда и до курьезов. В одной семье
мне рассказывали, как отец этого семейства,
любитель бокса, всегда болел за «русов» – даже тогда,
когда они состязались с югославами. Многие в Югославии помнят популярную когда-то песенку,
в которой пелось: «Нас и русских – 200 миллионов ».
А на идею присоединения Югославии к союзу России
с Белоруссией, поднимавшуюся во время натовских бомбардировок,
народ отреагировал лозунгом: «Русские, не бойтесь,
мы с вами!» – такие плакаты были тогда на мостах в Белграде на ночных
митингах, с их бесподобной, фантастической,
как говорят присутствовавшие там иностранцы,
атмосферой.
Как это свойственно славянам, сербы очень гостеприимны,
дружелюбны, миролюбивы, но к врагам беспощадны.
Воинственными сделала их судьба. В душе они добры и романтичны.
Но обид они не прощают. Между нашими народами действительно много общего.
Похожи языки: сербский напоминает нам о нашем
старославянском и древнерусском прошлом.
Похож менталитет: довольно быстро начинаешь чувствовать
себя в Югославии среди сербов и черногорцев
как дома. Похожи и исторические судьбы наших
народов. Возьмем, например, то, что так же, как и Россия в СССР,
Сербия – самая большая по территории и населению-
была центром СФРЮ и также, как и Россия после развала СССР,
после распада СФРЮ оказалась всем должна и перед всеми виновата
(потому-то День независимости в сегодняшней Сербии примерно
настолько же популярен, как и аналогичный праздник в России).
«Вы такие же, как и мы, только с акцентом»,– сказала я однажды кому-то
из знакомых, сформулировав для себя, наконец,
ответ на вопрос о нашем сходстве. Мое определение,
помню, было принято с удовольствием.
Подобное отношение к нам, россиянам, в сегодняшнем мире
обязывает: обязывает, как минимум, ценить его и
отвечать за свои действия и бездействие по отношению к сербскому народу,
за слова, обращенные к нему, и даваемые ему обещания.
Курок взведен
Тучи над Косово начали сгущаться еще в сентябре 1997 года.
Местные газеты стали печатать сообщения о
готовящихся выступлениях албанцев. «Будут опять университет требовать»,
– объяснили коллеги. Назывались и определенные даты:
15 сентября, 25 сентября, 1 октября.
Однако сентябрь прошел относительно спокойно.
Но я уже знала, что слухов здесь не бывает,
поэтому вместе с остальными с некоторой тревогой ожидала начала
учебного года – 1 октября. Общая обстановка в крае
заметно ухудшалась. По радио все чаще сообщали о нападениях в селах на
полицейские пункты, о похищениях сербов, о расправах с теми
албанцами, которые были известны своей лояльностью к власти
– занимали те или иные посты в органах управления,
в общественных организациях. Убитых часто
по утрам находили на дорогах.
Особенно тревожно стало на юге Косово, в районах,
граничащих с Албанией, – в селах вокруг городов
Печ, Джяковица, Призрен и в самих этих городах.
Коллеги, у которых были там родственники, беспокоились о
них. И не зря, потому что, например, среди нескольких сербов,
похищенных в городе Печ, оказалась и сестра
отчима одной из преподавательниц нашей кафедры.
Кажется, эту родственницу так потом больше никто уже
не видел.
Одним из наиболее впечатливших было известие об убийстве 15-летнего мальчика-серба в
одном из сел на юге Косова. Кто-то из соседей позвал его с улицы,
он вышел на крыльцо и был тут же застрелен.
Через несколько дней после этого случая я зашла по делам
домой к одному коллеге с факультета. У него в гостях
была женщина, одетая в траур. Знакомя меня
с этой женщиной, коллега сказал: «Слышали об убийстве
мальчика? Так это его родная тетя».
Кто ты, Блаже?
Более-менее разобравшись в том, кто есть кто в Югославии,
я все же чувствовала, что не совсем понимаю,
в какой связи между собой находятся сербы и черногорцы.
У них общий Петр Петрович Негош, черногорский
владыка, просветитель и поэт, автор знаменитой драматической поэмы
«Горный венец», которую многие в Черногории знают наизусть;
это произведение и сербы, и черногорцы считают своей «библией».
У них общее Косово с его легендарной историей и сегодняшними проблемами,
общие Республика Сербская и уничтоженная Сербская Краина.
Общий у них и Вук Караджич, создатель сербскохорватского литературного
языка. Кстати, и говорят сербы и черногорцы практически совершенно
одинаково, с незначительными диалектными отличиями.
Общая у них и «крестная слава» – обычай, которого нет,
кажется, больше ни у кого из славян.
Еще рассказывают анекдот, почему многие черногорцы такие
высокие: «Это потому, что они с самого детства
тянутся вверх, высматривая, нет ли там, наверху (на
севере, в Белграде – Е.П.) для них места в правительстве».
Слышала я и другие анекдоты о черногорцах.
В них обыгрываются не только рост представителей
этого народа, но и их неторопливость, простодушие,
чувствительность.
В конце концов начинает складываться впечатление,
что черногорцы – это не только этническая
группа сербов (в душе они, кажется, считают себя «элитой» и более
передовой в политическом отношении частью
сербства); для многих сегодняшних черногорцев,
как кажется, это категория в основе своей географическая –
ведь черногорцами называют себя прежде всего те из
православных сербов и
сербов-мусульман, кто ведет свою родословную из Черногории или
кто там родился.
Журналистам труднее
«Судьбу маленьких народов решают в ХХ веке великие державы»,
– сказала мне как-то поэтесса и журналистка Даринка Еврич в
разговоре о международной политике. И действительно:
в ту весну мы наблюдали, как великие державы приступали к выработке своего
решения проблемы Косова – того решения, которое потом шокировало всех нормальных людей мира
и которое по своей эффективности напоминает ту
замечательную хирургическую операцию, которая «прошла очень успешно,
но больной умер».
Если в Приштине и других городах Косова и Метохии албанцы вели главным образом политическую
борьбу, то на периферии края шло методичное установление контроля над территориями.
В какой-то момент стало ясно, что «УЧК» уже полностью контролирует несколько районов,
не пуская туда никаких представителей Сербского государства:
ни полицейских, ни медработников, выезжавших
в села делать детям прививки. Полиция окружала эти районы,
пыталась бороться с «УЧК» – но бороться было нелегко.
Действительно: что стоит тем молодчикам, которые сегодня ночью обстреляли из
засады полицейскую машину, вернувшись домой,
снять с лиц чулки, закопать в огороде униформу
и автоматы и отправиться на базар торговать
виноградом или арбузами? «Каждый албанец –
потенциальный террорист»: эта оброненная кем-то фраза
звучала для меня нехорошо, но и в ней, очевидно,
была доля истины.
Зоны действия «УЧК»в Косове вызывали наибольший интерес
журналистов. Начались нападения и на них. Несколько раз ночью у
автомобилей некоторых телекомпаний, стоявших около «Гранд-отеля»,
прокалывали шины, писали на дверцах или капотах нецензурные слова.
Но это были цветочки по сравнению с тем, что
некоторые машины журналистов, заезжавшие
слишком далеко в «глубинку» Косова, попадали в руки «УЧК»,
и уж потом – как повезет: у одного российского корреспондента,
например, отобрали и документы, и автомобиль,
и ему пришлось идти с десяток километров пешком до того населенного пункта,
где ему помогла полиция. Ему еще повезло –
а могли и избить, и взять в плен, и убить.
Перечисление инцидентов составляло к лету уже по половине
программ новостей Приштинского радио. Для
интереса считала: сегодня восемь ЧП, вчера было шесть.
Послушаю такую сводку, посмотрю на свои чемоданы и каждый
раз решаю почти гамлетовский вопрос: ну что,
уже пора или еще подождать немного? И чего ждать?
Скажут наши: ну вот, досиделась... А потом увижу в окно кого-нибудь
из своих студентов или коллег, или зайдет кто-нибудь в гости –
и станет стыдно за такие мысли. Хотя знаю, что вряд ли бы
кто- нибудь из сербов меня осудил, если бы я уже
давно уехала.
«Все-таки журналистам труднее, – думала я,
– мне хоть туда, где стреляют, ездить не надо».
Между прошлым и будущим
Проблеме Косова не один год и даже не одно десятилетие:
этой проблеме много веков. Весной 1998 года я
помогала коллегам переводить на сербский
язык один из трудов филолога-слависта А.М.
Селищева «Славянские поселения в Албании».
За окном шумят демонстрации, на границе войска отбивают нападения
вооруженных банд, прорывающихся из Албании в Косово,
где-то в селах сербы идут ночевать в подвалы
своих домов и спят там целыми семьями на цементном полу,
боясь, что ночью кто-нибудь из соседей- албанцев
будет стрелять в окна или бросит во двор гранату,
– а я читаю о том, что происходило в этих краях
века назад.
Вот темной ночью спустилась с гор в долину группа албанцев-арнаутов.
Разорили село оседлых славян- христиан, поубивали
жителей, забрали оружие, зерно, скот. Когда закончатся эти трофеи,
они совершат новое нападение. (Из-за того, что албанцы с
невероятным проворством и ловкостью крали по ночам,
подкарауливали и грабили людей на больших дорогах,
причем считается, что это было в те времена чуть ли
не основным их ремеслом, – возникла легенда о том,
что у них особое зрение, позволяющее им видеть в
полной темноте).
Вот женщина-албанка с маленьким сыном идет на базар:
у нее на поясе нож и пистолет, а у него на плече
ружье. (Оружие мужчинам полагалось иметь и носить с восьмилетнего возраста).
Вот три монаха присели у озера отдохнуть и перекусить.
К ним подходят два вооруженных арнаута. Пришельцев приглашают разделить скромную трапезу.
Они не отказываются. Поев, они благодарят монахов и уходят.
Пройдя несколько шагов, они оборачиваются и расстреливают монахов из
своих ружей.
Эти и другие свидетельства притеснения христиан мусульманами приводятся в донесениях
русских консулов из районов Косова, которые помещены в Приложении к книге А.М.
Селищева. Если инсценировать все подобные эпизоды и заснять их на одну
киноленту, получится фильм ужасов. А я читаю эти исторические
документы и этнографические очерки, и мне становится ясно,
из какой глубины истории тянутся те обычаи,
которые так сильно влияют на сегодняшнюю жизнь
людей в этих местах.
Как и много лет назад, сегодня каждый албанец,
например, четко знает, из какого он рода-клана.
Столетия назад многие из их родов связывали узы кровной мести.
В те времена у албанцев это было чуть ли не
основным общественным законом.
***
Шаг за шагом, упорно, настойчиво, по принципу «цель
оправдывает средства» – через демонстрации,
забастовки, провокации, запугивание, террор к
независимому Косову. Диаспора финансирует подготовку
боевиков для «УЧК» на военных базах в Германии,
Турции, других странах, занимается лоббированием
парламентов и влиятельных международных организаций.
В Косове весной 1998 со всех албанцев собрали
по 1000 немецких марок на поддержку «УЧК», объявили всеобщую мобилизацию –
не уехать ни на отдых, ни к родственникам: сиди и жди,
когда за тобой придут. А что завтра?
Вместо эпилога
Я написала в заглавии моего Письма: «в самый канун последней
войны». Потом хотела «последней» заменить
на «недавней». Но менять не буду. Не буду потому,
что очень хотелось бы, чтобы для всех народов
Югославии эта война действительно оказалась последней.
|
