|
В феврале 2003 года я выступала в Гаагском трибунале в качестве научного эксперта в составе защиты сербского генерала Станислава Галича. Впечатлений много, и разных - и о том, как работает трибунал, и о качестве процесса, о самом генерале Станиславе Галиче, и о команде профессионалов-адвокатов.
Генерал Галич, командовавший в 1992-1993 годах Сараевско-романийским корпусом в районе Сараево, был арестован натовцами в Боснии и Герцеговине 20 декабря 1999 года. Его обвиняли "за преступления против человечности и нарушения правил ведения войны", в организации снайперской стрельбы против гражданского населения Сараево, в блокаде и обстреле Сараево.
Генерал Галич на процессе выглядел спокойным, хотя и несколько усталым. Он внимательно следил за перепалкой сторон, постоянно переговаривался с адвокатами, вел свои записи. Могу рассказать об одной приятной для меня вещи. В конце второго дня заседаний генерал написал мне благодарственное письмо и передал его через адвокатов. Очень тронули следующие слова: "Большое счастье, что вы здесь сказали правду…", "Очень Вам благодарен от имени всех сербов и своего личного имени…", "Было бы большой ошибкой для Вас, а особенно для нас, если бы Вы не появились в качестве эксперта здесь, в суде…"
Хочу сразу заметить, что пока не закончился суд над генералом Галичем, я не могла высказываться остро критически по поводу Трибунала и процесса, в котором участвовала, искренне боясь навредить генералу.
Процесс начался 3 декабря 2001 года. Судей трое - Альфонсус Ори (Orie) из Нидерландов, Мохамед Эльмахди из Египта и колумбиец Рафаэль Нието-Навиа. Сегодня можно говорить о том, что дело движется к завершению. Обвинение свою работу уже закончило: заслушано около 120 свидетелей, несколько экспертов. Я приехала в Гаагу 9 февраля, когда защита представляла своих свидетелей. Генерала защищают Мара Пилипович из Белграда и швейцарец Стефан Пилетта-Занин. Есть у них несколько добровольных помощников, но силы явно не равны. Обвинение укомплектовано мощнее, располагает большим штатом помощников. Несмотря на трудности, адвокаты работают дружно, высокопрофессионально, бескорыстно, не дают себе ни перерыва, ни отдыха. Перед судом уже прошли 60 свидетелей (среди них, кстати, были двое русских и двое украинцев), суду предложено заслушать 6 экспертов - баллистов, медиков, юристов, военных, психологов. Я представляла историческую науку, говорила об истории развития кризиса, делая упор на роли международных организаций в кризисе в Боснии и Герцеговине. Эксперты говорят после свидетелей.
***
Когда ты попадаешь в здание Международного трибунала в Гааге, то нигде не можешь ходить без сопровождения. Одна девушка ведет тебя от входа до комнаты свидетелей, другая обслуживает в процессе ожидания и перерывов, помощник судьи сопровождает тебя в зал заседания. В комнате свидетелей тебя закрывают на ключ, ты ждешь своей очереди или отдыхаешь в перерыве заседания. Комнатка маленькая - четыре на пять шагов. В ней - диван, кресло, стул, небольшой журнальный стол, холодильник с фантой и колой. Окно зашторено. Скрашивают твое ожидание горячий кофе в кофеварке, кипяток для чая. На полочке - игры: шахматы, нарды, карты. Есть ручки и блокноты, несколько хорватских журналов. Если надо выйти в туалет, то звонишь по местному телефону, и сразу появляется девушка, которая ведет тебя долгими коридорами, открывая своей карточкой несколько дверей. Серьезное дело. Самой не пройти. Мне пришлось 10 февраля прождать в этой комнате с утра и до двух часов дня, поскольку предыдущего эксперта-баллиста из Белграда судьи допрашивали весьма обстоятельно. Моя очередь в тот день так и не наступила. А на следующий день был выходной - ООН и все международные организации отмечали Байрам. Меня начали слушать только в среду, 12 февраля. В начале заседания я повторила клятву говорить только правду и ничего кроме правды. После этого мне уже ни с кем нельзя было общаться - ни с адвокатами, ни с работниками суда. И сколько бы дней ни продлился допрос, я должна была находиться в полном одиночестве.
Я представила суду экспертизу на 120 страницах на сербском языке. Затем она была переведена на английский. После ознакомления с текстом суд нашел возможным допросить эксперта. Я видела свою задачу том, чтобы объективно показать развитие событий, уйти от "официальной" версии данного суда, которая часто грешит субъективизмом и схематизмом, представить суду аргументы, способные поколебать его "установку", даже попытаться найти новые документы, на которые суд не обращал внимание. Писала я о причинах кризиса в Боснии и Герцеговине, о раскладе политических сил в 1990-1992 годах, о сути конфликта и военных столкновений, позиции сторон и их вооружении, деятельности международных организаций по урегулированию конфликта (всех шести планах), о ситуации в Сараево. Здесь особое внимание было уделено страданиям сербов, которых тысячами убивали в 1992-1993 годах в Сараево. Об этом вообще мало кто писал, а документов существует много. Все вопросы, так или иначе, касались предмета обвинения.
Эксперт подвергается допросу со всех сторон: сначала задают вопросы адвокаты, потом - обвинение, затем - судьи, затем снова защита, обвинение, снова судьи. На мое заслушивание адвокатам отвели полтора часа. И после того меня допрашивали еще два дня. Эксперт не имеет права пользоваться собственными конспектами, записями. Перед ним - только текст экспертизы. Поэтому приходилось держать в голове большое количество данных - цифр, дат, имен, цитат, резолюций, сносок, текстов документов.
Сложно пересказать все вопросы, которые мне задавали. Остановлюсь на основных. Я пыталась обратить внимание суда на то, что прослеживалась определенная закономерность в создании провокаций, за которыми следовало наказание лишь одной стороны конфликта - сербов. Так, за взрывом в очереди за хлебом на улице Васе Мискина в Сараево 27 мая 1992 года, в котором были обвинены сербы, последовало введение санкций против Югославии 30 мая; после первого взрыва на рынке Маркале - 5 февраля 1994 года, - в котором опять же обвинили сербов, начались натовские бомбежки сербских позиций. События, произошедшие в августе 1995 года на Маркале-2, развивались по той же схеме. И хотя российским офицерам удалось доказать невиновность сербов, наказание все-таки последовало. После этого натовцы бомбили сербов еще две недели.
О введении санкций, о взрыве на улице Васе Мискина и Маркале-1 мы дискутировали в Трибунале два дня. Я пыталась доказать, что существуют высказывания высокопоставленных деятелей международных организаций, согласно которым в ООН были первоначальные экспертизы баллистов, доказывающие невиновность сербов. Об этом писали и говорили Дэвид Оуэн, Ясуши Акаши, Майкл Роуз, лорд Каррингтон. Лорд Оуэн в своей книге даже называет причины, по которым эти сведения скрывались от общественности. Рекомендовала затребовать те документы в архиве ООН. В этом и должна была, на мой взгляд, проявиться объективность трибунала. Но особого желания у судей "копать" в этом направлении я не заметила. Чаще вопросы касались мелочей - уточнение страниц, источников, кавычек в цитатах, опечаток, адекватности сербского и английского переводов. Особенно некомпетентными выглядели представители обвинения. Нетрудно было разбивать их аргументацию, поскольку они плохо владели материалом, выходящим за рамки существовавшей в их головах схемы.
***
Многие, кто выступает в Трибунале как свидетель или эксперт, часто не задумываются о том, что любое показание, подтверждение вины или злодеяния, распространяется на всех, кто обвиняется по этому региону. Так, например, признание Биляны Плавшич в том, что она, якобы, виновна в геноциде, автоматически ляжет в основу обвинения Караджича или Милошевича.
Нужно сказать, что Слободану Милошевичу приходится в суде очень трудно. Тот огромный объем работы, который обычно ложится на команду адвокатов, он вынужден делать сам. А это не только подготовка к заседанию, но и учет документации, направление жалоб и требований, просмотр тысяч страниц документов, которыми постоянно обмениваются обвинение и защита. Одному человеку это слишком тяжело. А Милошевич имеет проблемы со здоровьем. Но как иначе? Никто лучше него не знает тех событий, которым он был не только свидетель, но дирижер. Ему не нужны эксперты, а свидетелями должны стать люди его уровня - руководители государств, международных организаций, с которыми он постоянно контактировал и которые заставляли его идти на уступки. Сегодня об уступчивости Милошевича мир забыл. А ведь ради обещания смягчить санкции он шел на многое - не поддерживал сербов в Краине, поставил блокаду на границе с сербами из Боснии, прервав с ними отношения, подписал все унизительные для сербов соглашения в Дейтоне и т.д.
Трибунал практически не ведет дел по преступлениям, совершенным мусульманами, хорватами, албанцами. Трибунал в принципе исходит из того, что сербы во всех войнах были агрессором или что в подавляющем большинстве они совершали военные преступления, в то время как другие - воевали. Штамп о виновности сербов сложился еще в 1991 году. Его, к сожалению, сегодня очень трудно разрушить. Ведь над его созданием работали долго и упорно как субъекты конфликта, так и многие международные организации. Сейчас все делается для того, чтобы сформировать у сербов "комплекс вины" за все, что происходило на Балканах в 90-е годы. Кстати, белградские власти вовсе не возражают против этого, связывая тот период с именем и виной Слободана Милошевича.
Если это произойдет, то Сербия и Черногория будут вынуждены платить контрибуцию другим республикам. Но страшнее другое: на многие годы клеймо преступников ляжет на весь сербский народ, а международные организации и НАТО получат еще одно доказательство своей правоты в наказании Сербии - и санкциями, и блокадой, и бомбежками. Последствия этого варианта событий крайне тяжелые. Пожелаем Сербии и Черногории, чтобы этого никогда не случилось, чтобы истина восторжествовала.
Март 2003 г.
Добавление. 25 ноября 2004 года:
Адвокаты призывали освободить генерала. Прокурор требовал пожизненного заключения. Несколько месяцев назад суд вынес вердикт - осудить генерала Галича на 20 лет тюрьмы. Но… Впервые в истории трибунала среди судей не было согласия. Колумбиец Рафаэль Нието-Навиа не поставил свою подпись под решением судей и высказал свое "особое мнение" - предложил осудить генерала на 10 лет. Свои доводы он изложил на 350 страницах. Среди аргументов всех экспертов и свидетелей, естественно, и наши. Благодаря этому, процесс возобновился. А значит, продолжается сражение за истину.
Вывод может быть только один - нельзя опускать руки, бороться надо, хотя надежды мало, хотя не веришь в справедливость этого учреждения.
|
В отличие от своих предшественников Николая Рыжкова и
Леонида Ивашова, которые, показав на суде глубокое
знание предмета, выразили и свою личную симпатию к обвиняемому,
Евгений Примаков говорил довольно нейтрально,
иногда казалось даже, что гораздо холоднее,
чем ожидал Милошевич, но это лишь усилило
впечатление объективности его свидетельских показаний.
Главную битву за доверие к свидетелю обвиняемый выиграл уже
в самом начале заседания, когда, представляя
судьям Примакова, перечислял его титулы и должности – в 90-е годы свидетель сыграл
большую роль в формировании внешнеполитического курса Российского государства,
а будучи руководителем службы внешней разведки,
министром иностранных дел и премьер-министром России,
по долгу службы непосредственно занимался
проблемами Балканских стран и бывшей Югославии.
Хотя бы маленький знак
Примаков давал свидетельские показания в основном в связи с событиями в Косово и Боснии.
Вначале Милошевич попросил его назвать главные мотивы Запада,
которыми тот руководствовался в стремлении ослабить
Сербию и привести дело к полному распаду Югославии.
Свидетель объяснил это идеологическими целями,
которые заключались в том, чтобы ликвидировать в лице обвиняемого последние остатки коммунизма в Европе.
Он добавил, что для осуществления этих целей была организована целая «ядовитая » антисербская
кампания в средствах массовой информации.
«Сербов везде изображали как агрессоров.
Помню, как по телевидению показали какие-то похороны,
где о мертвых было сказано, что это жертвы сербского
геноцида, – сказал он.– Между тем, в похоронной процессии я явно
видел православных священников, а позже объявили,
что произошло недоразумение».
На прямой вопрос, считает ли он ответственной за все происшедшее в Косово сербскую армию,
Примаков ответил, что там происходила очевидная эскалация албанского экстремизма и
сепаратизма. Он сказал, что США поначалу включили «Армию освобождения Косово» в список террористических организаций,
однако позднее, когда эта армия активизировала свою деятельность,
стали рассматривать ее как «механизм», с помощью которого албанское
население могло добиться «свободы и справедливости».
«А каковы были причины войны в Боснии?» – сменил тему Милошевич.
«Это была гражданская война, поддержанная иностранной интервенцией,
– ответил Примаков.– Критика в адрес Сербии усилилась.
Это была чистая пропаганда, но она сопровождалась определенным политическим давлением.
Вы сказали, что не хотите, чтобы страдали интересы сербов в Боснии».
И далее по собственной инициативе свидетель добавил,
что разговаривал с государственным секретарем США
Мадлен Олбрайт, которая сказала ему, что никакого позитивного
результата в Боснии нельзя было бы достигнуть без «участия » Милошевича.
Еще большую услугу обвиняемому свидетель оказал,
описав свое возвращение в Бонн из Белграда,
где он в разгар НАТОвской кампании,30 марта 1999,
посещал Милошевича по инициативе французского президента Жака Ширака.
Французский президент ждал, что Примаков привезет ему хотя бы
«маленький знак» доброй воли от Милошевича,
и такой знак был получен, поскольку президент Сербии
гарантировал возвращение беженцев, прекращение
противостояния, начало переговоров, установление
международного контроля, был готов к выводу войск из
Косово, если войска НАТО отойдут от македонской границы.
«Обо всем этом я собирался рассказать тогдашнему
председателю ООН Герхарду Шредеру, – сказал Примаков.
– Но как только мы вылетели из Белграда, начались
бомбардировки, хотя никто еще не знал, что мы «имели на
руках». Переговоры очевидно провалились,
и у нас не было возможности проинформировать об их
результатах, поскольку Шредер заявил о том,
что этого мало, еще до того, как я закончил свой рассказ».
«Следовательно, Ваш рассказ о результатах поездки в Белград просто не хотели выслушать?» – перебил
Милошевич. «Да », – ответил свидетель. «А как вели себя другие
лидеры государств?» – «Канцлер Коль оценил нападение на
СРЮ без санкции ООН как «историческую ошибку».
– «А каково было отношение к происходящему Российского
руководства?» – «Крайне негативное. Я лично пытался убедить прекратить бомбардировки
или хотя бы сделать паузу».
Ловят на слове
«Помогли ли бомбардировки решить проблему Косово?» – спросил
далее Милошевич. «Лучше всего отвечает на
этот вопрос нынешнее положение в Косово.
Проблема далеко не решена, поскольку сербское население покинуло
область».
Значительная часть диалога между обвиняемым и свидетелем была посвящена деятельности «контакт-группы»,
в которой США выступали за как можно более жесткие меры против Сербии,
вплоть до применения силы. Россия, по словам свидетеля,
была против этого. На вопрос, было ли то, что делала «контакт-группа»,
поощрением сепаратизма из-за рубежа, свидетель ответил отрицательно,
однако заявил, что определенные моменты поощрения
были, так как боевиков «УЧК» представляли борцами за справедливость и избегали говорить о
том, что проблема Косово является внутренним делом Сербии.
Заместитель главного обвинителя Джефри Найс попытался свидетеля «поймать на слове»,
выявить в его рассказе отдельные несовпадения и неточности в определении
дат, но в ходе перекрестного допроса в целом не смог
поколебать доверия практически ни к одному
его заявлению.
Так, Найс спросил у свидетеля: «Вы в своей книге написали о том,
что во время поездки к Милошевичу сказали,
что о Великой Сербии не может быть и речи,
поскольку она потребовала бы множества крови,
а сейчас говорите, что это сказал обвиняемый?»
– «Не вижу никакого противоречия, –ответил Примаков,
– поскольку мы оба это говорили». – «О встрече в марте 1993 года вы сказали,
что на ней присутствовал и господин Йовица
Станишич». – «Нет, были только мы с господином Милошевичем,
один на один».– «Скажите, а кто платил сербским войскам в
Хорватии и Боснии и Герцеговине? От кого тамошние офицеры получали деньги?»
– «Этого я не знаю и никогда этим вопросом не занимался».–
«В Белграде обвиняемый говорил об источниках помощи Республике
Сербской и Республике Сербская Краина и сказал,
что это государственная тайна?» – «Об этом я вам
ничего сказать не могу».
С еще большим сопротивлением свидетеля обвинитель столкнулся,
когда начал интересоваться, что и из каких
источников тот знает о контактах обвиняемого с генералом Радко Младичем.
Свидетель дал отрицательные ответы и на вопросы,
была ли Россия союзником Сербии и верно ли,
что президент Борис Ельцин не очень хорошо отзывался о Слободане Милошевиче.
Свидетель почти обиделся, когда услышал вопрос,
действительно ли президент Ельцин видел в нем самом своего политического соперника,
и рассердился, когда Найс начал цитировать слова Мадлен
Олбрайт, сравнивавшей ситуацию в Косово с ситуацией в Чечне.
«Вы пользуетесь запрещенными приемами,
– отреагировал свидетель. – Я не вижу никакой связи между
Косово и Чечней, кроме того что террористические банды в Косово имели связь с чеченскими террористами».–
«А правда ли, что российское руководство считало,
что Милошевич «бросает жребий», чьей поддержки просить,
и что в конце концов это ему не окупилось?»
– не сдавался Найс. «В те тяжелые времена никто жребиев не
бросал», – ответил Примаков.
Последний вопрос свидетелю задал Слободан Милошевич:
«Верно ли, что в Рамбуйе представитель России не
хотел ставить свою подпись под пунктами 2 и 7 Соглашения,
которые касались военного присутствия НАТО?»
– «Да, это верно», – ответил Евгений Примаков,
после чего срочно покинул зал заседания,
поскольку его уже ждал самолет в Москву.
Борьба за время
Длившийся почти шесть часов разговор с Примаковым проходил
в условиях острой нехватки времени, поскольку
для основного и перекрестного допроса свидетеля
и у обвинителя, и у обвиняемого был всего один
день. Милошевич при этом педантично использовал
отведенное ему время, часть которого была потеряна из-за того,
что его диалог с Евгением Примаковым несколько раз прерывал
своими заявлениями обвинитель. Когда он в свою
очередь начал перекрестный допрос, обвиняемый
ему ответил тем же, и когда обвинитель предупредил
свидетеля, что тот может опоздать на самолет,
если будет слишком подробно отвечать на вопросы,
разгорелась настоящая перепалка. «Уже в пятый
раз господин обвинитель пугает свидетеля и оказывает на него давление,
– вмешался Милошевич. – Он прерывает его для того,
чтобы отнять у меня время». – «Мне так не
показалось», – прервал его судья Патрик Робинсон.
Однако Найс больше о времени свидетелю не
напоминал.
Мирослав Жарич
|
|
АЛЛЕРГИЯ НА ЗАПАДНЫЕ
ЛЕКАРСТВА
Сербия и Черногория продолжают оставаться своего рода пленниками Гаагского трибунала и никак
не могут освободиться от домоклова меча,
висящего у них над головой. Этот суд, у которого нет аналогов в
мировой практике, сегодня превратился в главный тормоз демократического развития и экономического
процветания Сербии и Черногории, а разделение в обществе на
тех, кто за и кто против него, очень болезненно для духовной сферы гордого народа,
не привыкшего ни предавать, ни, тем более,
продавать своих защитников и героев.
Гаагский трибунал, а точнее, Брюссель и Вашингтон,
обвиняют Сербию и Черногорию в том, что уже десятый год безуспешно
ищут кумиров сербского народа Караджича и Младича,
за то, что никак не получат генералов, которые организовали оборону от
нападения сил НАТО, и естественно, что новые обвинения остаются постоянной угрозой всем,
кто, с их точки зрения, не сотрудничает с ними
или сотрудничает недостаточно активно. Запад,
очевидно, не доволен политическими результатами своей
многолетней деятельности в Сербии и Черногории,
где даже с помощью бомбардировок не удалось
до конца реализовать «бархатную» революцию,
подобную грузинской или недавней украинской.
В сербско-черногорском сообществе еще не
произошло перелома в той степени, которая бы гарантировала безвозвратность в отношениях с
Западом – отношениях, которые до сих пор не отвечают его амбициям.
Залы заседаний в Гаагском трибунале переполнены обвиняемыми из
Сербии и Черногории, а против некоторых из них,
таких как Воислав Шешель, суд никак не начнет процесса,
хотя Шешель уже несколько лет ждет в голландской тюрьме – в
которую пошел добровольно, под музыку оркестра,
провожавшего его на аэродроме в Белграде.
Суд по делу Слободана Милошевича продолжила защита обвиняемого,
которая проходит в условиях, явно не равных условиям,
предоставленным обвинению, но при этом с явным преимуществом
по качеству и уровню показаний свидетелей,
которые приезжают, чтобы сказать свое слово в защиту
бывшего президента Югославии. Недавно в качестве свидетелей выступили и
представители России Николай Рыжков, Евгений Примаков и Леонид Ивашов,
что само по себе говорит о важности этого процесса и значении,
которое ему придается.
Все они, как и сотни других свидетелей, сообщили о своем отказе
от поездки в Гаагу, когда у Милошевича было отнято право
защищаться самому и ему для защиты был навязан официальный адвокат.
Столкнувшись с массовым бойкотом такого
беспринципного судебного процесса со стороны свидетелей мирового уровня,
Гаагский трибунал изменил свое решение в
пользу Милошевича, возвратив ему право на самостоятельную защиту.
Ущемление прав обвиняемого происходило под маркой
заботы о якобы плохом состоянии его здоровья.
Однако при этом суд сам себя во многом дискредитировал,
поскольку было совершенно очевидно, что Милошевичу просто хотят не дать
возможности произнести свою речь, которая,
несомненно, не может не быть и правовой и политической – обусловленной характером
Гаагского судилища, основанного не на твердых
юридических принципах, а на политическом задании.
Пока Гаагский суд будет продолжать войну против Югославии,
экономика Сербии и Черногории будет нести потери в
результате различных выдвигаемых условий,
люди в стране будут делиться на «наших» и
«их», а в стране будет царить безнадежность.
До каких пор?
Запад рассматривает Сербию и Черногорию как больного и пытается лечить его средствами,
к которым сербы и черногорцы не привыкли и,
кажется, не привыкнут никогда. Может быть,
было бы лучше, если бы нас оставили в покое и
не лечили больше с помощью традиционной «западной медицины».
Может быть, нам будут полезней какие-нибудь славянские народные
средства. В любом случае, мы и душу свою вернее спасем,
и на хлеб с божьей помощью заработаем.
Сербы и черногорцы – талантливый народ. Пережили и не такие времена,
и не раз доказали, что на многое способны.
А то, что нас лечат лекарствами, на которые у
нас аллергия, так это, очевидно, для того,
чтобы мы, входя в их двери, не вызвали распространения «заразы».
Но, как говорят, «крепок орех...».
Любомир Радинович
|
